Только хорошие умирают молодыми - Страница 38

Отличный план. Даже крысам, какими бы мерзкими они нам ни казались, понятно простое правило: сам погибай, а товарища выручай. Хвостатые твари могут не следовать ему сами, но они поняли, заметили, что для нас спасение тех, кого мы считаем своими, абсолютно в порядке вещей. Теперь, когда из-за войны с крысами наши разногласия отступили на задний план, люди стали считать своими всех без разбора, не обращая внимания на цвет кожи или разрез глаз. Ну а крысы, прекрасно понимающие, что для победы над врагом все средства хороши, решили этим воспользоваться.

Интересно, а знал ли об этом Флейтист? И если знал, то почему не сказал спасенному им человеку?

Хотя…

А почему он должен был ему рассказать о том, как записки со словами «Помогите нам» служат приманкой для доверчивых людей? Долг платежом красен, но говорящий крыс не обещал помогать Олегу во всем. Он лишь отплатил за то, что сам снайпер однажды удержал занесенную для удара руку — не добил беспомощного врага.

Музыкант подумал, что теперь ему тем более нужно попасть на свою территорию как можно быстрее. Если он не расскажет о том, что видел, сколько раз еще Доцент, Вась-Палыч, Бой-баба и прочие штабисты попадутся на эту удочку? Сколько еще таких, как Дмитрий, отправятся на верную гибель, думая до последнего, что спасают сородичей, попавших в гибельный плен? Стоит поторопиться. Но ситуация пока складывалась не в его пользу.

Итак, во дворе соседнего дома крысы устраивают долговременный пост. Судя по тому, что рассмотрел Олег, они собирались оставаться там надолго. Гараж, расположенный у самого выезда из двора, обкладывали мешками с песком, рядом наметили и тщательно рыли пару окопов. Окопы получались, как на картинке в учебнике, иллюстрирующей курс молодого бойца. Еще бы, куда хвостатым тварям торопиться! Времени хоть отбавляй, враг тоже не особо напрягает. Только и остается, что улучшать систему обороны. А заодно тренировать молодых крысиных солдат. Музыкант сам в армии не служил — не взяли по состоянию здоровья, естественно, — но он много слышал про дедовщину и из газет, и по телевизору, и от родных и знакомых. Поэтому в его воображении нарисовалась яркая картинка: крыса-сержант, плечистая, зажравшаяся, расхаживает перед строем побледневших от страха только что прибывших в часть призывников. Так, духи, говорит сержант. Слушайте меня внимательно. Нужно вырыть канаву отсюда и до обеда. Еще лучше — от меня и до следующего дуба…

Ладно, на самом деле не до шуток. Надо отсюда выбираться. Время идет, и оно, к сожалению, не бесконечно. Олег вздохнул и, стараясь осторожнее наступать на раненую ногу, покинул свое укрытие. Убедившись, что теперь его не видно из соседнего двора, снайпер зашагал в сторону, противоположную той, где располагался новый крысиный пост. Если выяснится, что и там серые твари что-нибудь построили, то придется, видимо, отращивать крылья: иначе из подвала, где его устроил Флейтист, Музыканту не выбраться. Ах да, остается еще один вариант: превратиться в крота. Большого такого крота с железными зубами, чтобы прорыть тоннель до самого дома. Вот Иришка удивится.

Ага, сквозь это ерничанье понял Олег, похоже, это мандраж, который однозначно свидетельствует о повышенном содержании адреналина в крови. Организм предчувствует драку. Хотя лучше обойтись без нее. Вот и тучи крайне вовремя стянулись в плотное покрывало, наброшенное чьей-то рукой на луну. Свет — это очень хорошо, но не сейчас, ей-богу, не сейчас. Перехватив поудобнее автомат, Олег заставил себя выйти из-за прикрытия подвальной двери, хотя разум вопил: нельзя! Нет! Там, на открытом месте, опасно! Конечно, опасно, хмыкнул Олег. А ты чего хотел? Чтобы нас здесь встречали с распростертыми объятиями? Хотя, конечно, это было бы неплохо… Но за неимением гербовой пока что пишем на туалетной.

Он тихо-тихо прокрался вдоль стены дома и выглянул за угол. На эту ночь они с крысами поменялись местами. Здесь они были хозяевами — почти всемогущими, почти всевластными, а он — всего лишь маленький зверек, не очень юркий и, если честно, не самый хитрый. Но зверьку до одури хотелось жить. Для этого требовалось хотя бы пересечь улицу, которую он сейчас видел перед собой, и надеяться, что за то время, пока Музыкант отлеживался в подвале, с границей ничего не произошло и там уже не полная опасностей «серая зона», а всего лишь порубежье: узенькая полоска ничейной территории, за которой — дом.

Олег вздохнул и пристальнее вгляделся в темноту. В обе стороны перед ним тянулись ровные линии призрачных домов, пялящихся в ночь широко распахнутыми черными провалами окон. Ни единого проблеска света. Это могло означать, что на той стороне никого нет. Но точно так же это могло значить, что те, кто находится по ту сторону улицы, хорошо маскируются. Слух сегодня ничем не мог помочь Олегу. Тогда он снял слуховой аппарат, аккуратно спрятал его в карман куртки, а карман застегнул на молнию. Затем снайпер попробовал услышать что-нибудь не снаружи себя, а внутри. Но, похоже, эта ночь не была его ночью. Что с аппаратом, что без него, Олег продолжал чувствовать себя не в своей тарелке. Раньше Музыкант в «серой зоне» обычно обходился без слухового аппарата, даже думал, что, когда уши не ловят ни единого звука, другие чувства обостряются. Но сегодняшней ночью, когда даже луна скрылась за тучами, снайпер вдруг почувствовал себя невероятно одиноким и беспомощным.

И на помощь все-таки пришло его потаенное чутье. Оно заворочалось, просыпаясь, встрепенулось и пару раз подтолкнуло своего хозяина изнутри, подсказывая, что на той стороне улицы кто-то есть. Что же ждет Музыканта в подворотне дома напротив — спасение или смертельная опасность? Он ничего не слышал, но зрение услужливо показало снайперу смутные тени тех, кто не слишком тщательно пытался укрыться от чужих глаз. Однако по теням нельзя было определить, люди там или крысы, тем более что тени показывались лишь на мгновения и постоянно двигались, отказываясь на несколько секунд замереть и дать Олегу хотя бы шанс разобраться, кому они принадлежат. Сколько ни напрягал снайпер зрение, видел он только одно: кованая решетка, наполовину перекрывающая выход из подворотни, груда битого кирпича справа и за ними несколько смутных — едва разглядишь — теней.