— Понял-понял, — кивнул тот. — Не дурак все-таки.
Музыкант поднялся и, шаркая ногами, пошел в прихожую. Все-таки нехорошо мне после вчерашнего, признался он сам себе. Пить вредно, а умирать здоровым — противно… Бред. Жить здоровым — вот чего хотелось бы, да, боюсь, уже поздно. Только хорошие умирают здоровыми.
— Привет, — бросила Иришка, увидев Олега. — Есть хочешь?
— Да нет, не очень.
— У нас что, гости?
— Стасик. Ну, парнишка из Штаба. Помнишь его, он иногда за мной заходит.
— Смутно. Ну ладно. Ты ему, конечно, даже чаю не предложил? Растяпа…
Пока длился этот легкий ритуальный разговор, Иришка снимала дубленку, сбрасывала сапоги. Как, растерянно подумал Музыкант, она ничего не скажет о том, что было вчера? Он готов был, смиренно опустив голову, выслушать все, что она на него обрушит. Но девушка ни словом не обмолвилась о вчерашнем. Спокойно, как будто ничего не произошло, она прошла мимо, легонько коснувшись ладонью его небритой колючей щеки.
— Ты опять как ежик, — улыбнулась Иришка. — Весь в иголках.
Тогда снайпер шагнул вперед, осторожно обнял ее и притянул к себе. Иришка не сопротивлялась.
— Прости меня, — пробормотал Олег.
— Уже простила, — негромко ответила девушка. — В конце концов, это же всего один раз, правда? Ну, носишь ты в себе что-то такое, о чем не можешь даже со мной поговорить, — значит, тебе так нужно было. Значит, и я хоть немного, но виновата в том, что ты даже мне полностью открыться не можешь. Тяжелый ты человек, Олежка.
Вот как, мысленно ахнул снайпер. Она ведь не только меня корит. Она и себя виноватой считает.
Он нежно погладил ее холодные с февральского мороза волосы. Иришка опять легонько улыбнулась.
— Олежка, Олежка… — Она мягко выскользнула из его объятий. — Я устала, честно говоря. И совершенно не хочу ругаться. Не делай так больше, договорились? Или… Не делай так слишком часто.
— Хорошо, — кивнул Музыкант. — Хорошо. Хорошо.
— Ну, если хорошо… Давай чай пить, тем более что у нас гости. Я тут кое-чего принесла. И включи музыку, что ли, а то даже непривычно как-то: ты дома, а твой хеви-метал не орет из всех щелей.
— Ага, сейчас…
Оказывается, пока они со Стасом говорили о Катастрофе, диск уже доиграл. Олег вернулся в комнату и потянулся к проигрывателю. Не особо глядя, что ставит, впихнул в него другой диск. Через пару мгновений динамики ожили, обрушив на комнату неподражаемый пронзительный голос Томми Ли Джонса. «Я слишком молод, — выводил он, — слишком молод, слишком молод для того, чтобы быть влюбленным».
Мы все слишком молоды, подумал Олег. Слишком молоды, чтобы любить, слишком молоды, чтобы умирать, да и, честно говоря, для того чтобы жить — тоже. Старая затрепанная мудрость о том, что времена не выбирают. Наверное, нет и не было ни одного человека, кто когда-либо полностью соответствовал своему времени. Или были, но такого человека невозможно заметить: он — всего лишь растворяющийся в обыденности призрак, повседневность плавит его, как кислота, пожирает, обгладывает, заставляет исчезнуть и стирает из памяти тех, кто окружал его. Любой, кто стоит обращенного на него внимания, хотя бы самую чуточку, самую малую каплю, любой такой человек — он обязан выпадать из своего времени, пусть едва-едва, по краешку, осторожными шажками, но идти наперекор ему, подставляя лицо под дующий навстречу ветер.
— Непривычная музыка, — сказал вдруг Стас. — Представляешь, Олег, я помню, мой брат до Катастрофы был рэпером. Он ходил вот в таких широченных штанах, — парень-посыльный, нагнувшись и разведя руки, показал, какие штаны были у его брата, — карманов на них было — не счесть, а однажды он вернулся домой весь в крови и синяках. Рассказал, что его избили скинхеды. Интересно, сейчас в городе скинхеда встретить можно?
— Вот чего не знаю, Стас, так это про скинхедов. — Снайпер уселся обратно на диван.
Он неожиданно почувствовал небывалое умиротворение, желание сделать что-то хорошее для всех людей на свете и уже не в первый раз понял, что есть только один человек, который может его заставить это ощутить. А этот человек тем временем уже звенел на кухне чашками, вот сквозь музыку едва слышно донеслось, как стукнулся о плиту чайник.
— Какие у нас сейчас могут быть националисты? — задумчиво произнес снайпер, чтобы поддержать разговор.
И тут же он вспомнил первые месяцы после Катастрофы. Да, в то время и не такое случалось. Но тогда люди еще не столкнулись с мутировавшими крысами — крысы были позже. Серые твари объединили человечество… Тут снайпер поймал себя на мысли, что называет «человечеством» тех, кто живет в Городе, как будто он уже давно смирился с тем, что нет больше никакой планеты под названием Земля. Может, конечно, так оно и есть…
— Музыкант, извини, — прервал его размышления голос Стаса. — Ты так глубоко задумался… Если я не совсем вовремя, я же серьезно могу и домой пойти.
— Да не обращай ты на него внимания, — сказала пришедшая с кухни Иришка. — Он же почти всегда такой молчун. Раз в год оттает, станет на человека похож — вот мне и счастье. Ну-ка, мужчины, займитесь более подобающим занятием!
— Это каким же? — шутливо поинтересовался Олег.
— Тяжести потаскайте. Ну, чайник с кухни принесите кто-нибудь, — пояснила девушка, видя, что сразу ее не понимают. — Я его таскать буду, что ли? Это дело не женское.
— Ты все-таки пришел. — Эти слова услышал Олег вместо приветствия. — Честно говоря, я не очень-то и верил.